Но у него сразу не получилось, потому что каждый раз, когда, казалось, его кулак должен был найти свою цель, Костя исхитрялся уворачиваться, хотя его крепко держал Молодой.
– Погоди! Погоди! – твердил он. – Сейчас мы тебя! Ты не крутись! Не крутись! Будь мужиком!
\'Бах!\'
– Да что ж ты в меня бьешь, придурок?
– А ты держи крепче!
\'Бах!\'
– Ну ты и гад! – воскликнул Молодой, готовый оставить Костю в покое и броситься на мазилу.
– Стойте! Стойте! – закричал Костя, вдруг с легкостью разрывая объятья Молодого. – Вы синие люди?!
– Не люди, а человеки, – назидательно поправил Сиплый. – Люди на Большой земле живут, а мы человеки.
– Так я оттуда и прибыл! – огорошил их Костя.
– Ты, правда, приехал не к мой Ирке?! – обрадовался Молодой, отпуская его.
– Конечно, правда! Я просто грелся, – и Костя кивнул на ботинки, которые валялись под ногами.
– А спирт у тебя откуда? – с подозрением спросил Сиплый, не желая так просто расставаться с Костей.
– С позиций. Я у Гайдабурова в гостях был да заблудился в снежном заряде.
– Должно быть, не врет, – сказал Сиплый, – был заряд. То-то мне морда его незнакома. Точно! Он не из нашего гарнизона!
И только он собрался отпустить Костю на все четыре стороны, как влетел генерал Лаптев собственной персоной и как заорал:
– Молчать! Смирно! Руки по швам! Дайте мне его обнять! Дайте! Я сотворю из него настоящего, первосортного \'глушителя мыслей\'.
Костя, который уже понял, что это сон, рванулся что есть сил, хотел убежать, да не смог. А подлый генерал, от которого почему-то пахло чем-то горелым, все приближался и приближался, и Костя уже знал, что неизбежно станет синим человеком. Ему сделалось так противно, что он дернулся в одну сторону, в другую, мучительно застонал и… проснулся.
Он по-прежнему сидел на стуле. Ботинки упали с поленьев, и у одного из них тлела подошва. Носки высохли, а колени стали горячими.
Костя принялся обуваться. Руки и ноги у него нагрелись, а лицо пылало. Должно быть он заболевал. Черт с ним, все равно успею, подумал он.
– Новенький, что ли? – спросила незнакомая женщина и прошла в комнату.
Костя никак не мог зашнуровать левый ботинок. Шнурки были мокрыми и непослушными.
– Новенький, новенький… – радостно подтвердила другая женщина и тоже прошла в комнату.
– Ты напои гостя чаем, – велела первая женщина.
– Я ему черничной настойки дам.
– Костя! Это ты?! – раздался удивленный голос.
В двери, скрестив руки на груди, стояла Ирка собственной персоной.
– Ты что здесь делаешь?! – хотел спросить он, но все понял, потому что вид у Ирки был соответствующий, то есть она была одета в армейскую форму, на плечах носила сержантские лычки, а ее безумно прекрасные ноги, в которые он был так сильно влюблен, теперь прятались под бесформенной зеленой юбкой.
– Я, Костик, – сказала она, – замуж вышла, служу в армии планшетисткой. Ты же меня бросил?!
– Ничего я тебя не бросил! – буркнул Костя, с трудом напяливая правый ботинок.
Хотя носки были сухими, он почувствовал, что все-таки простынет. По спине бродил холодный озноб. А в пояснице поселилась предательская слабость.
Она осуждающе покачала головой:
– Господи! Ну что с тобой делать?! Что! То ты мне морочишь голову два года, то исчезаешь, то заявляешься на край света и молчишь!
Она побежала куда-то в соседняя комнату и вернулась с ворохом сухой одеждой в руках:
– Переодевайся! – кинула ему этот ворох в лицо.
Костя, ничуть не стесняясь, разделся до исподнего и переоделся в сухое и теплое, не переставая дивиться метаморфозе, произошедшей с Иркой.
Когда они встречались, она была вечной ломакой и кривлякой, готовой на экзотическое подвиги. Теперь же перед ним стояла уверенная в себе женщина.