Ницше один догадался. Он готов был раскрыть все планы инопланетян, но они его запрятали в сумасшедший дом на десять лет, где он благополучно и скончался, так и не раскрыв глаза человечеству на суть проблемы. Вернее, он, конечно, пытался, но ему не дали, поразив его тело и мозг тяжелой болезнью.
Таким образом, Бараско был посрамлен. Капитан с выбитыми зубами неожиданно оказался философом.
– Странная у тебя теория, – заметил Бараско.
– Это не теория, это реальность, – важно прошепелявил Березин.
Вдалеке заскрипела телега. Костя потянулся к одежде. Ему показалось, что вместо привычного возницы еду привезла женщина. Должно быть, она все же обратила внимание на старания белого человека, решил Костя.
Быстрее всех отреагировал Березин. Едва прикрыв срам, он понесся к телеге, голося, как жеребец: \'Иго-го! Иго-го!\' Пока они с Бараско оделись, обулись, пока нашли брод, Березин с женщиной-возницей куда-то пропал.
Костя с Бараско уже поели, умяли еще и откушали добавку. Развалились тут же в тени и подремали под легким ветерков. Только тогда Березин явился, как ясное солнышко. Сожрал то, что осталось. А осталось полкотла щей, здоровенная нога какого-то зверя, тушеная на углях, и заморские фрукты, похожие на манго
– Ну вы и гады, – в конце всего сказал Березин, с тревогой поглядывая по сторонам, – не могли побольше жратвы оставить.
– Отощал?
– Не то слово, – пожаловался Березин. – Такое ощущение, словно пробежал двести километров.
– Капитана… – вдруг раздалось из кустов. – Капитана… Моя хочет еще.
– Пожрали, и все! – подскочил Березин. – Пойдем отсюда! Что-то жарковато становится.
Бараско засмеялся.
– Чего ты ржешь?! – поморщившись, возмутился Березин. – Я, можно сказать, истерся до основания.
– Да, женщины здесь горячие. Прости, забыл предупредить. Не каждому по плечу.
– Мне-то по плечу! – гордо ответил Березин. – Но другие дела поважнее.
– Это точно, – согласился Бараско.
Костя же деликатно промолчал, потому что у него не было твердого мнения на этот счет, как впрочем и жизненного опыта.

***
Если бы Александр Ген был помоложе, а ноги у него бегали побыстрее, не пережил бы он этого дня. Схоронили бы его в развалинах, если бы осталось, что хоронить, и отправились бы дальше. Но Гену повезло, а научная общественность так и осталась в неведении, что едва не лишилась нобелевского лауреата.
Граната \'муха\' оказалась куда более проворней. Прочертив вдоль площади огненную дугу, она угодила в то, что издали представлялось копошащейся массой. Взрыв разметал, как листья, \'гемусов\' и они, погибшие и оглушенные, долго еще падали на брусчатку, устилая ее сталисто-синим покрывалом. Те же, которые остались живы, в панике разлетелись по окрестностям. Однако нашлось пара особей, отличающихся особой злостью, которая набросилась на Гена, если бы не его \'булат\' и шлем, который он умудрился натянуть, остался бы он без носа и ушей. Они его долго преследовали, пока не загнали в развалины двухэтажного дома, от которого остались несколько уцелевших комнат, стены да часть крыши, которая вздыбилась, как паруса на сломанной мачте.
Калита подкрался с другой стороны и одной очередью убил обоих \'гемусов\'.
– Убил-л-л бабочек… – саркастически констатировал Ген и раз десять потыкал пальцем в небо. – Я тебе этого никогда не прощу!
– Слушай сюда, – сказал Калита, – я не посмотрю, что ты мой друг, привяжу к Венгловскому веревкой, и будешь ходить, как пес на привязи.
– Зачем ты их убил?! Зачем?!
– На, посмотри, – Калита протянул ему бинокль. – Кто там лежит?
– Ну этот, как его?..
– Вот именно. Твои \'гемусы\' завалили и сожрали \'дантая\'. С тобой бы они расправились еще быстрее, даже броня не помогла бы, и остались бы мы без научной поддержки.