ГЛАВА ПЕРВАЯ
САМЫЙ УЖАСНЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Уже не в первый раз в доме номер четыре по Бирючиновой аллее за завтраком разгорелась ссора. Мистер Вернон Дурслей был разбужен слишком рано утром громким уханьем, доносившимся из комнаты племянника Гарри.

- Третий раз на этой неделе! - прорычал он с другого конца стола. - Если ты не можешь справиться со своей совой, значит, придется от нее избавиться!

Гарри, в который уже раз, попытался объяснить.

- Ей скучно! - воскликнул он. - Она привыкла летать где захочет. Если бы вы разрешили хотя бы выпускать ее по ночам...

- Я что, похож на идиота? - фыркнул дядя Вернон, и кусок яичницы, прилипший к его кустистым усам, покачнулся. - По-твоему, я не знаю, чем это кончится, если ты выпустишь свою мерзкую сову?

Он и его жена Петуния обменялись мрачными взглядами.

Гарри попробовал было спорить, но его доводы заглушил громкий звук отрыжки, раздавшийся со стороны сына Дурслеев, Дудли.

- Хочу еще бекона.

- Возьми со сковородки, кисочка, - сказала тетя Петуния, обласкав затуманенным от нежности взором массивное тело сына. - Тебе нужно как следует поправиться, пока есть такая возможность... Не нравится мне то, что ты рассказываешь о школьной еде...

- Чепуха, Петуния, когда я учился в \"Смылтингсе\", никогда мы там не ходили голодными, - с жаром возразил дядя Вернон. - Дудли ест вволю, правда, сынок?

Дудли, такой большой, что его задница не умещалась на стуле и свешивалась по бокам, ухмыльнулся и повернулся к Гарри.

- Передай сковородку.

- Ты забыл волшебное слово, - раздраженно сказал Гарри.

Воздействие этих простых слов на остальных членов семьи было потрясающе: Дудли поперхнулся и свалился со стула с грохотом, от которого содрогнулась вся кухня; миссис Дурслей тоненько взвизгнула и прижала ладони ко рту; мистер Дурслей подскочил, и вены отчетливо выступили у него на висках.

- Я имел в виду \"пожалуйста\"! - быстро пояснил Гарри. - Я не имел...

- Я ТЕБЕ ЧТО ПРИКАЗЫВАЛ! - зарокотал дядя, разбрызгивая слюну по столу. - НИЧЕГО ЭТОГО... НА БУКВУ \"В\" В НАШЕЙ СЕМЬЕ!

- Но я...

- КАК ТЫ СМЕЕШЬ ПУГАТЬ ДУДЛИ! - рычал дядя Вернон, стуча кулаком по столу.

- Я всего лишь...

- Я ТЕБЯ ПРЕДУПРЕЖДАЛ! В МОЕМ ДОМЕ - НИ СЛОВА О ТВОЕЙ НЕНОРМАЛЬНОСТИ!

Гарри перевел взгляд с багровой физиономии дяди на бледное лицо тети, тщетно пытавшейся поднять Дудли на ноги.

- Ладно, - сказал Гарри, - всё...

Дядя Вернон сел, пыхтя как загнанный носорог, не спуская с Гарри пристального взгляда маленьких злобных глаз.

С того самого момента, как Гарри вернулся из школы на летние каникулы, дядя Вернон обращался с мальчиком так, как будто он был бомбой, готовой в любую минуту взорваться, и всё потому, что Гарри действительно не был нормальным ребенком. Точнее сказать, он был настолько не нормальным, насколько это вообще возможно.

Гарри Поттер был колдун - колдун, только что закончивший первый класс \"Хогварца\" - школы колдовства и ведьминских искусств. Семейство Дурслеев было в ужасе от перспективы провести с ним лето, но их чувства не шли ни в какое сравнение с тем, что испытывал сам Гарри.

Тоска по школе мучила его так, что это было похоже на постоянную острую боль в животе. Он скучал по замку с его привидениями и потайными переходами, скучал по занятиям и преподавателям (разве что не по Злею, учителю зельеделия), по утренней почте, которую разносили совы, по своей кровати под балдахином, по дружеским чаепитиям с дворником Огридом в его хижине на окраине Запретного леса, и, конечно же, по квидишу, самой популярной спортивной игре колдовского мира (шесть высоких шестов с кольцами, четыре летающих мяча, четырнадцать игроков на метлах).