– Ничего мы не заметили, – признался Борис Пантыкин, первый ассистент профессора Яблочникова. – У нас дискуссия была о вреде Зоны на экологию Земли.
– Ну и что? – спросил, кажется, Чачич. – А Дыру вы не рассматривали в качестве первопричины? У нас у всех грязные мысли, как бы побыстрее разбогатеть.
Борис Пантыкин только махнул рукой, мол, не о том речь.
– А зачем ракеты пускаете? – спросил Дубасов, вытягивая из темноты ржавую канистру и усаживаясь на нее столь основательно, словно тем самым подтверждая важность своего вопроса.
– \'Гемусов\' отпугиваем, – ответил Слава Лыткин, второй ассистент профессора и подбросил в костер кусок рамы с торчащими гвоздями и навесом.
Огонь присмирел, а потом вспыхнул ярче, жадно и с треском обгладывая старую краску.
– А они что ночью летают? – удивился Александр Ген, покосившись в темноту.
В подтверждении своих слов Лыткин сунул в свет костра палец, перевязанный бинтом со следами то ли крови, то ли йода.
– Вот! – сказал он горделиво.
– И чему радуется человек? – так нежно вздохнула Юлечка, что Жоре захотелось обнять ее и защитить. – Они наверняка являются переносчиками бешенства.
– Не волнуйтесь, мы вас не дадим в обиду, – счел нужным сообщить ей Жора и словно ненароком прижался к ее теплому, мягкому боку.
Кожа у нее было очень и очень гладкой. Жора считал себя крупным специалистом по этой части. И как специалист поставил ей девять баллов. Десятый балл он приберег для девушки, которую еще не встретил.
Юлечка пристально посмотрела на него и улыбнулась. Ей нравились все молодые люди, старше восемнадцати лет, потому что ей самой было восемнадцать с половиной и она считала ниже своего достоинства связываться с малолетками. Жора выглядел как раз уже не малолеткой, но и не очень зрелым мужчиной. Как раз то, что нужно, подумала она и поставила ему пять баллов за свернутый нос. Шрам на роже, шрам на роже для мужчин всего дороже, подумала она.
Столь близкое знакомство с ее глазами произвело на Жору ошеломительное действие. Ему захотелось совершить что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы удивить. Но он не знал, что именно. Может, пальнуть в небо? – подумал он, сжимая автомат. Нет, лучше кинуть гранату! И потянулся к карману.
– Хочу напомнить, – сказала Вера Григорьевна, – несмотря на то, что нам всем сделали комплексные прививки, надо вести себя максимально осторожно и не совать пальцы куда не надо!
– А также носы и морды! – добавил Пантыкин, демонстрируя на лице явные следы когтей \'гемусов\'.
– А я и не совал, – с раздражением ответил Лыткин.
– Совал, совал, – мстительно заметила Юлечка. – Выделывался!
– А тебе какое дело? – начал злиться Лыткин.
В этот момент Борис Пантыкин пустил ракету, и все долго наблюдали, как она умирает в черном небе. Где-то со стороны сухой реки послушался звук крыльев, а потом раздался короткий звериный крик, аналога которому не было в человеческом языке. Что-то близкое: \'Иа-иа-а-а…\'
Профессор Александр Ген от испуга надел шлем, которым до этого старательно пренебрегал. А Венгловский с подозрением стал приглядываться к клеткам, накрытым брезентом. Внутри которых кто-то тревожно завозился и запищал.
– А знаете, что? – сказал Лео Гиббард, голландский коллега Яблочникова, высокий и худой, похожий на Поганелля. – Мы ведь сделали научное открытие!
– Нет, это я сделал научное открытие! – вдруг закричал Александр Ген, обращая лицо к равнодушному звездному небу. – Я! Я! Целый день просил вот этого психа, – он показал на Калиту, – поймать хотя бы одного \'гемуса\'. А теперь вы пришли и украли у меня научное открытие!
Наступила тишина.
– Коллега, речь идет об открытии морового значения, – напомнил Лео Гиббард.
– А вы помните, что Эйнштейн сказал?
– Что?
– Надо поменьше болтать! А свои идеи держать при себе.