— Совсем нет!
— У него есть кое-что получше!
Чанг сказала это с такой силой, что это был почти крик. Она еще сильнее стиснула руку Эллы и заговорила тише, убедительнее. Почти что почтительно:
— Позвольте, я попробую объяснить. Подвергшиеся ампутации иногда испытывают феномен, который называется «синдром фантомной конечности». Это означает, что они «ощущают» отсутствующую конечность. Мяса и костей уже нет, но остается какой-то странный призрак чувствительности. У разных лиц интенсивность этих ощущений разная. Некоторые вообще их не испытывают. С тех пор как замена отсутствующих конечностей из банков тканей стала повсеместной, явление почти перестало наблюдаться.
Почти, но, к счастью, не совсем. Один великий человек, протезист по имени Саул Бергман, заинтересовался этим явлением. Он стал его изучать и наконец узнал, что исчезающе малый процент тех, кто его испытывал, способны действительно передвигать материальные объекты воображаемой конечностью . Способность эта была настолько слаба и неустойчива, что годы ушли у него только на то, чтобы доказать ее существование. Но он его доказал, а потом стал разрабатывать способы усилить эту способность и сделать ее управляемой.
Элла смотрела вниз на Чанг, пытаясь услышать и понять, что ей говорят. В это было невозможно поверить. Безумие. Такое же безумие, как то, что она сейчас видит перед собой, что происходит в этот самый момент. И любой, кто может поверить в такие сумасшедшие вещи, сам должен быть…
— Эти очень немногие особые люди должны были работать в глубоком трансе, чтобы сохранять сосредоточенность, необходимую для использования этой воображаемой конечности, но они могли делать много неожиданных, можно даже сказать, чудесных вещей с ее помощью. Самым странным и самым удивительным было то, что может делать такая конечность внутри человеческого тела. В общем, когда техника была усовершенствована, появилась бергманская хирургия…
Элла снова перевела глаза на Марши, пытаясь сопоставить с ним то, что слышит. Ее свободная рука взлетела ко рту, и оттуда вылетел приглушенный писк, который заставил Чанг обернуться.
Из-под повязки, закрывающей раненый глаз Шей, высунулся зазубренный осколок металла размером с ноготь. Он показался, будто вылезая сам, вывернулся из нитей ткани, повисел мгновение в воздухе и опустился на белые бинты. От него стало расползаться кровавое пятнышко, затемняя снежную марлю.
Марши не замечал таращащих глаза зрителей. На его широком лбу выступила испарина. Серебряные обрубки на миг повернулись к его голове, и испарина исчезла. Он чуть изменил положение и продолжал свою работу; серебряные пластины нависали над головой ребенка. Световые зайчики плясали на забинтованном лице.
Элла задрожала и отвернулась. Это было хуже ножей и костных пил, хуже окровавленных резиновых перчаток. То по крайней мере можно было бы понять. Ужасно, но понятно. Совсем не то, что невидимые кисти фантомных рук, управляемые ужасным незнакомцем, поселившимся в теле Гори.
Чанг снова подхватила нить своего рассказа, но не адресовалась теперь к Элле прямо. Казалось, она обращается не столько к Элле, сколько к себе самой, пытаясь свести то, что видит, к чему-то объяснимому. И все так же крепко стискивала руку Эллы. Другая же ее рука сжимала висящее на груди распятие.
— Бергманский хирург выполняет процедуры, на световые годы опережающие обычную хирургию. Он может убрать опухоль или тромб, стерилизовать очаг инфекции. Он может мягко загладить аневризму, залепить, как пузырь в глине. Он может засунуть руку в живое бьющееся сердце, не повредив кожи и не сбив его с ритма. Кости, мышцы, кровь, ткани — даже клетки — со всем этим прямо работает бергманский хирург. Посмотрите, что он сейчас делает! Он проникает сквозь кости черепа и работает с нежными тканями мозга с такой же легкостью, как мы с вами могли бы шевелить камешки на дне аквариума. Ни рубцов, ни осложнений, ни крови, ни боли…
Голос Чанг затих, потом она заговорила снова, чуть громче шепота:
— Знаете, Элла, я ему завидую .