— Он остановился, собираясь с духом для следующего шага, потом его другая рука медленно поднялась к застывшей и обвисшей половине ее лица.
— Можно?..
— Наверное, — ответила она напряженно.
Он знал, что вряд ли какой-нибудь другой мужчина захотел бы дотронуться до этого места. Но он хотел. Это было ему необходимо.
— Не бойся, больно не будет, — ласково сказал он. — Я могу яйцами жонглировать с помощью этих рук. — Серебряные пальцы легонько прошлись по обвисшим мускулам вокруг глаза, по щеке, около рта. Ни малейших рефлексов. Она напряженно сидела, глаза ее неспокойно следили за его рукой, полная губа была прикушена между белыми зубами. — Конечно, в результате получаются полные ладони омлета, а я весь заляпан желтком.
Она взорвалась смехом, внезапным и искренним. Марши почувствовал, как этот смех заполняет у него пустоту внутри, безмолвную и долгую пустоту. Рассмешить человека — это такая малость. Такая чудесная, благодарная малость. Только если долго жить без этого, поймешь, как она бесценна. И было так приятно знать, что он еще может дать это лучшее из лекарств.
Даже если она возьмет деньги — а он надеялся, что она не возьмет, — этот смех, да еще то, что она так легко смирилась с тем, чем он был, стоило куда больше тысячи кредитов.
Все было очень приятно, пока он не задал Тот Вопрос . Мерри боялась этого и надеялась, что этого не будет. Но он его задал и все испортил.
— Невезение. — Она пожала плечами, пытаясь отмести тему. — Оно как газ. Каждый получает свою долю.
— А потом оно проходит. В чем не повезло тебе?
Она глядела на этого странного человека, который купил ее услуги на всю ночь, и чувствовала, что разрывается на части. Как она стала профессионалкой — это дело ее и ничье больше. Это не было секретом, но это было частью ее жизни, а не ее работы.
И все же она чувствовала, что доверяет ему настолько, чтобы рассказать. Даже хотела ему рассказать: Сама не зная почему. Может, потому что он обращался с ней как с дамой, как с личностью. Это было приятно, и оттого еще горше, что он все испортил.
— Ты же мне не рассказываешь, как потерял руки, — возразила она, надеясь направить его на этот путь.
Он усмехнулся ей поверх стакана.
— Отчего же, расскажу. Мне случилось повздорить с маникюршей из Ада.
Она насмешливо фыркнула.
— Ладно. Я стала шлюхой, потому что волосы у меня на лобке не вились, а сложились знаком доллара.
Он усмехнулся еще шире:
— Правда? Потрясающе интересно. Ты мне потом покажешь.
Она прожгла его взглядом.
— Я тебе покажу все, что у меня с собой.
Не то чтобы прозрачный костюм много скрывал. И все же ничто так не отвлекает мужчину, как секс. Она потянулась к застежке у себя на груди.
Он протянул серебряную руку и мягко остановил ее. Металлические пальцы легли на ее руку легко, как бабочки из фольги.
— Прошу тебя, скажи, — попросил он, глядя прямо ей в глаза. — Мне ты можешь доверять. — Он убрал руку. — По крайней мере, я на это надеюсь.
Мерри отвернулась, резко встала.
— Мне надо еще выпить.
Она отступила к бару слегка неверной походкой. Частично потому, что выпила три бокала вина на пустой желудок. Но не только потому. И не столько.
В профессии шлюхи, чтобы выжить, необходимо держать голову прямо. Всегда контролировать ситуацию, даже когда играешь полное подчинение. Эмоции в сделке участвовать не должны. Надо помнить, что какой бы ни был симпатичный хуан, он платит за пользование твоим телом и больше ни за что. Если позволишь себе потерять контроль, ты напрашиваешься на беду.
И она знала, что сейчас балансирует на этой хрупкой грани беды. Соскальзывая все ближе и ближе, будто сама хочет за нее свалиться.
Почему?
Да потому, что этот человек, которому она продала себя на ночь, пытается ее соблазнить, и ей нравилось это ощущение.
Соблазнить не в смысле секса — она уже была куплена и оплачена. Он соблазнял ее сбросить свою защиту и впустить его в себя. Соблазнял втянуться в уязвимость наготы, чтобы он увидел укромные местечки, которые она прятала за лицом Мерри, представавшим миру.