Взрывом адреналина ударил страх, перебросив систему экзота на форсаж. Голова Ангела дернулась в сторону звука, и глаза увидели зияющую метровую пасть смерти, пробитую в стене метров за двадцать поодаль.
Отвлекающий маневр! — мелькнула в мозгу предостерегающая мысль, но реакция на пробоину вбита с самого рождения в каждого обитателя хрупких стальных и каменных скорлупок, удерживающих неумолимого врага — вакуум. Эта реакция въелась в ее нервы, как у обезьяны — рефлекс хвататься за что попало в падении.
Инстинкт уже гнал ее к стойке с аварийным комплектом возле второй стены, заставляя бороться с вихрем и работать ногами как шатунами.
Высвистывающий воздух наполнился пылью, гравием и мусором, жалящим лицо и со звоном отскакивающим от экзота. Откуда ни возьмись обрушился пластиковый упаковочный контейнер. Она еле успела поднять руку, чтобы защитить лицо. Ее шатнуло ударом, захваченный ураганом мусор проносился мимо и всасывался в дыру. Только инерция и магнитные подошвы экзота не давали ей улететь вслед за ним. Уязвимый органический глаз она закрыла от жгучего вихря, и только безразличная стеклянная линза ангельского глаза выискивала стойку.
И увидела, что стойка почти пуста. Несколько оставшихся керамил-пенных заплат были слишком малы, чтобы закрыть пробоину.
А вот здоровенная пеннокаменная плита, образующая стену стойки, по размеру для этого годилась. Ангел вцепилась в нее, уперлась ногами, выворачивая плиту из стены. Потом ее развернуло и понесло к дыре.
Ураганной силы ветер попытался вырывать плиту из рук, а когда не смог, сбил Ангела с ног и поволок вместе с плитой.
Лишь доля секунды нужна была Ангелу, чтобы понять: если незакаленная панель ударит в стену с этой скоростью, она разлетится на тысячу бесполезных осколков. Сжав челюсти, не отдавая воздух, который хотело вырвать из легких падающее давление, она отчаянно вывернулась, пытаясь сгруппироваться раньше, чем…
И через несколько сотых секунды панель ударила в стену, заклинив тело Ангела между собой и неподатливым камнем вокруг дыры, которую должна была закупорить.
Шевельнуться не могу, — капризно пожаловался Вальдемар. К его шее был приклеен голубой кожный пластырь — миорелаксант.
— Это чтобы легче было, — пояснил Марши, подкатывая стол к кровати. Он не объяснил, что должно быть легче делать. Скоро Вальдемар сам все поймет.
— В прошлый раз меня усыпляли. А вы что, не будете?
Марши показал зубы.
— Я думаю, результаты будут лучше, если вы будете в полном сознании.
— Ну, надеюсь, вы знаете, что делаете.
Какой-то дальний родич смеха поднялся из души у Марши.
— Никогда в жизни я так не владел ситуацией.
Он положил предплечья на стол ладонями вверх. На Ананке он здорово натренировался входить в легкий транс, когда надо, и еще быстрее сбрасывать протезы. Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох и отпустил .
Вес спал с рук. Он отвел глаза с таким чувством, будто сбросил деревянные перчатки. Руки стали невероятно гибки и остро чувствительны, готовые оперировать.
Хотя все это было без фанфар, снятие протезов произвело впечатление на пациента. Уголком глаза Марши заметил, как расширились глаза Вальдемара, и выпрямилcя. Вальдемар нервно облизал толстые губы. Марши не мог не улыбнуться.
— А больно не будет? — пискнул Вальдемар.
Марши после отлета с Ананке хорошо натренировался и в другом искусстве. Настало время проверить, такой ли он способный ученик, как говорил Кулак.
— Только если я этого захочу, — ответил он, поворачиваясь к Вальдемару, и улыбка его стала шире. Серебряные пластины ниже локтей блеснули тем же отсветом, что и глаза.
— Ну, мерзкий говнюк? — проревел Марши, медленно протягивая обрубки к пациенту, и места, где должны были бы быть руки, сходились все ближе и ближе. — Посмотрим, чем ты там начинен!
Вальдемар попытался отползти, но с тем же успехом мог бы пытаться взлететь. Из-за пластыря на шее тело его только задергалось, как прибитый к доске червяк. Он попытался в панике дотянуться до кнопки, но руки даже не дернулись.