А он, кстати, хотел — ему нужен был любой рычаг воздействия на Вальдемара.
— Потому что я — цитирую: «Слишком хороший доктор, чтобы тратить его на этот негодный мусор!» — заревел Моро, вскакивая на ноги и упираясь кулаками в стол, будто собирался перепрыгнуть и разделаться с Марши.
Моро свирепо выставил челюсть:
— Вот я и сижу на жопе в этом офисе, как платная шлюха! Тут корпоративные шишки кишат, как тараканы. Иногда мне достается лечить тех, кого этот тип называет «маленькими людьми» — простых рабочих и их семьи. — Голос его упал до брюзгливого ворчания. — А остальное время я тут занимаюсь косметической хирургией. Омоложениями. Нянчусь с выжившими из ума кретинами, у которых не хватает мозгов правильно питаться или тренироваться. Есть работа с сердцем и печенью, много случаев злоупотребления лекарствами.
Марши не мог понять, почему во всем этом Моро обвиняет его — разве что потому, что он под руку попался. Медвежья фигура Моро склонилась, чтобы выдвинуть ящик стола.
— Это все — кости, которые мне бросают, чтобы я не сбесился со скуки. А на самом деле я — личный врач Вальдемара. Вот его медицинская карта.
И он метнул Марши пачку распечаток, будто вызывая на дуэль.
Листы с шелестом легли у ног Марши. С непроницаемым лицом он наклонился, поднял их, расправил и стал проглядывать страницы.
Вскоре он был куда ближе к тому, чтобы понять злость Моро. Он поднял на него глаза:
— Вальдемар — наркоман. Привыкание к макссу.
— Он это называет своей маленькой слабостью , — фыркнул Моро. — Недельная доза стоит системе больше, чем вся аптека, которую я на Карме расходовать за полгода. Но ему это ни одного гадского кредита не стоит. Это его лекарство .
Марши вздохнул. Максс — так в просторечии называлась синтетическая комбинация нескольких встречающихся в естественных условиях нейронных белков. Даже врачи употребляли это слово. Среди клинических применений этого средства были лечение крупных повреждений спинного мозга и других главных нервных стволов, аутизм третьего вида, некоторые виды параличей, потеря чувствительности при синдроме Ласкоута, стойкая кома и некоторые вторичные состояния. Это вещество стимулировало и усиливало передачу нервных импульсов и резко повышало чувственные восприятия.
Высокая цена лекарства была связана с трудностью его синтеза и страшно малым сроком хранения. Но это было мощное средство. В большинстве случаев две малых дозы приводили к исцелению. Продолжительные курсы никогда не длились больше дюжины доз за двенадцать недель.
Даже в высоких клинических дозах организм пациента справлялся с этим средством и побочными продуктами его метаболизма. Другое дело — длительный прием. Выведение не успевало за накоплением препарата в организме. Отходы накапливались, в конце концов вызывая заболевания печени и почек. Нормальное химическое равновесие мозга исподволь, глубоко и неуклонно сдвигалось в сторону паранойи, крайних перепадов настроения, синестезии, прогрессирующего отмирания ощущений, и наркоман, естественно, пытался с этим бороться, повышая дозу.
Максс — это был престижный наркотик на вечеринках для богатых или праздник жизни, как шампанское, для уличного наркомана. Полное привыкание встречалось крайне редко — требовалась комбинация глубоких карманов и надежных связей на «черном» рынке.
Или прямая связь с источником поставок.
— Не сомневаюсь, что вы знаете лучший способ лечения этой болезни, — проворчал Моро. — Снять его с этой гадости и дать организму очиститься естественным путем. — Голос его стал едким, он прищурился из-под очков. — Оказалось, есть и другой способ. Услуги одного из ваших, оказанные полтора года назад.
Марши глядел на листки, читая записи, которые вполне могли бы служить обвинительным актом.
— Вычистите его. Исправьте все повреждения. Чтобы он мог начать все снова.
Вот перед ним еще одно доказательство, в кого он превратился. Коллега, бергманский хирург Андре Фескю именно так и сделал. Но Марши не винил Андре.