С тем же успехом это мог быть он сам. Он бы не задавал вопросов, и не только потому, что на них все равно бы никто не ответил. Он бы сделал работу и отправился своей дорогой. В том маловероятном случае, если бы он задался вопросом, почему это он должен лечить наркомана — приверженца максса, ответил бы сам себе, что исправляет чьи-то ошибки после неудачного лечения.
Он снова поглядел на Моро, отлично понимая его досаду и гнев. Сам он испытывал те же чувства, и это его пугало. И еще кое-что могло прорвать его бесстрастность, которая сейчас ему так нужна.
— Я видел достаточно, — сказал он, вставая и пытаясь изо всех сил сохранить маску безразличия. — Наверное, пора мне посмотреть моего пациента.
[Док, двери корабля открываются! Ангел шагнула к дверям нашего шлюза!]
Моро глядел на него, будто на раковую опухоль на человечестве.
— Вы все еще собираетесь это проделать?
Марши пожал плечами:
— Каждый из нас делает то, что должен делать.
Моро отвалился в кресле и дернул в сторону бородатой челюстью.
— Идите как сюда шли и поверните вправо. По красной линии дойдете до комнаты PI. Надеюсь, вы понимаете, — скривился он, — что я при этой комедии ассистировать не буду.
Марши уже шел к двери.
— Я все равно работаю один.
— Я и не сомневался. Тогда до свидания. Я думаю, нам больше не о чем говорить.
— Я тоже так думаю.
Как бы ни было несправедливо поведение Моро, оно наводило на мысль, что, если изложить ему все факты, он мог бы быть союзником. Но времени не было, и Марши не мог рисковать своими шансами добраться до Вальдемара.
Дверь перед ним отъехала в сторону. Марши спиной чувствовал жгучий взгляд Моро.
И как только дверь скользнула на место и Марши направился по красной линии под йогами, тут же Джон стал ругаться на чем свет стоит, потому что ад сорвался с цепи.
Ангел сделала шаг вперед, но не больше. Прежние рефлексы советовали ей напасть самой, но она овладела собой, вспомнив, что она себе назначила не нападение, а оборону. Держать свою территорию, а не захватывать чужую.
И она ждала, чтобы вышедший из люка человек подошел сам, и держала голову склоненной и глаза потупленными. Ангельский глаз давал ей нормальное периферийное зрение, позволяя исподтишка тщательно оглядеть человека.
Он был высок и широкоплеч, свободная черная куртка и штаны не могли полностью скрыть накачанные мускулы. Он приближался с наглой самоуверенностью, качающейся походкой крутого парня. Здоровенные руки висели по швам, свободные и пустые.
У него были стриженные ежиком рыжие волосы и с десяток побрякушек в ушах. На грубом лице приклеена дружелюбная ухмылка, но глаза прикрыты с ленивой наглостью.
— Ты, что ли, комиссия по встрече, лапонька? — протянул он, приветственно протягивая квадратную ручищу. Узловатые костяшки были густо покрыты шрамами, наводя на мысль, что эти руки больше ран нанесли, чем перевязали.
Ангел игнорировала протянутую руку.
— Нет, — спокойно ответила она. — Вас здесь никто не хочет видеть.
Рука упала, толстые пальцы задвигались, будто разминаясь.
— Ну, киска, не будь такой букой! Мы просто добрые самаряне, пришли подлечить вас, бедненьких.
— Правильное слово — самаритяне, — вежливо поправила она. — Вы нас не обманете. Мы знаем, зачем вы явились и как собираетесь нас «подлечить». Возвращайтесь в корабль и улетайте к своим хозяевам. Мы с вами дела иметь не хотим.
В улыбке собеседника добавилось зубов, и он смотрел на Ангела с презрительным интересом.
— Не слишком ты приветлива, лапонька. — Голос его упал на октаву, стал вкрадчивым. — Может, тебе лучше хорошенько подумать и отнестись к нам поласковее. — Он слегка засмеялся. — А то и мы можем быть неласковыми.
— Улетайте. Немедленно, — шепнула она хрипло, надеясь, что у него хватит ума убраться. Она крепко сжала пальцы в рукавах, удерживая себя под контролем. — Пожалуйста , улетайте! Я вас предупреждаю.
— Меня предупреждаешь? Хо! И что ты сделаешь, если я не послушаюсь, милашка? Ножкой топнешь? — Он захохотал и шагнул поближе.