– Мистер Уиляйл не одобряет применение порчи, не так ли? А я считаю, что порча, если применять её в защитных целях, бывает чрезвычайна полезна.
–
Вот как? Вы считаете? – Профессор Кхембридж забыла, что нужно шептать, и выпрямилась во весь рост. – Боюсь вас огорчить, мисс Грэнжер, однако здесь, в классе, нам интересно мнение мистера Уиляйла, а не ваше.
–
Но… – начала Гермиона.
–
Довольно, – оборвала профессор Кхембридж. Она отошла к своему столу и повернулась лицом к классу. Весёлость, с которой она начинала урок, полностью сошла с неё. – Мисс Грэнжер, я намерена вычесть пять баллов у колледжа «Гриффиндор».

По рядам побежал ропот.
–
За что? – сердито вскричал Гарри.
–
Не влезай! – настойчиво зашептала Гермиона.
–
За нарушение хода занятий посредством не относящихся к делу вопросов, – ровным голосом отвечала профессор Кхембридж. – Я здесь для того, чтобы обучать вас по одобренной министерством программе, не предусматривающей обсуждение личных мнений учащихся по вопросам, в которых они некомпетентны. Возможно, мои предшественники давали вам больше свобод, но, поскольку ни один из них – за исключением, быть может, профессора Белки, который, по крайней мере, следил за тем, чтобы изучаемые темы соответствовали возрастному цензу, – не прошёл бы лицензирования…
–
Да-да, Белка был великолепным учителем, – громко заявил Гарри, – с одним лишь маленьким недостатком: из затылка у него торчала физиономия Вольдеморта.

За этим заявлением последовало невероятно долгое молчание. А затем…
–
Мне кажется, мистер Поттер, что ещё одна неделя наказаний пойдёт вам только на пользу, – ласково мурлыкнула Кхембридж.
*

Порез на руке у Гарри ещё не успел зажить и назавтра вновь кровоточил. Накануне вечером, отбывая наказание, Гарри не жаловался, – он твёрдо решил не доставлять Кхембридж такой радости. Снова и снова он писал: «я никогда не должен лгать», но, хотя с каждой буквой порез становился всё глубже и глубже, Гарри не издал ни единого звука.

Самым худшим во всей этой истории, как и предсказывал Джордж, оказалась реакция Ангелины. Когда во вторник утром Гарри пришёл на завтрак, она загнала его в угол и принялась так оглушительно кричать, что к ним тут же подошла профессор Макгонаголл.
–
Мисс Джонсон, как вы смеете шуметь в Большом зале? Минус пять баллов с «Гриффиндора»!
–
Но, профессор… Он снова получил взыскание! На целую неделю!
–
Что?! Это правда, Поттер? – профессор Макгонаголл круто обернулась к Гарри. – Взыскание? От кого?
–
От профессора Кхембридж, – пробормотал Гарри, избегая взгляда профессора Макгонаголл, негодующе смотревшей на него сквозь квадратные очки.
–
Ты хочешь сказать, – Макгонаголл понизила голос, чтобы сидевшие за её спиной равенкловцы, любопытно навострившие уши, ничего не услышали, – что после того, о чём мы с тобой говорили в прошлый понедельник, ты опять плохо себя вёл на уроке профессора Кхембридж?
–
Да, – признался Гарри, обращаясь к полу.
–
Поттер, ты просто обязан взять себя в руки! Ты так и напрашиваешься на неприятности! Минус ещё пять баллов!
–
Но… как же… Профессор, нет! – возмущённый несправедливостью, воскликнул Гарри. – Меня и так наказали, зачем же и вы вычитаете баллы?
–
Затем, что наказания на тебя не действуют! – поджав губы, ответила профессор Макгонаголл. – И больше ни слова об этом, Поттер! А вы, мисс Джонсон, на будущее запомните: кричать разрешается только на квидишном стадионе – иначе можете распрощаться со званием капитана команды!

И профессор Макгонаголл решительно направилась к преподавательскому столу. Ангелина с величайшим презрением посмотрела на Гарри и тоже удалилась, а сам он, кипя от ярости, плюхнулся на скамью рядом с Роном.
–
Мне каждый вечер режут руку, а она за это снимает баллы с «Гриффиндора»! Вот скажи, это справедливо? Справедливо?
–
Да, друг, – сочувственно пробормотал Рон и положил Гарри на тарелку кусок бекона, – это ни в какие ворота не лезет.

Гермиона, однако, лишь перелистнула страницу «Прорицательской газеты» и ничего не сказала.
–
Ты, конечно, считаешь, что Макгонаголл права, да? – сердито крикнул Гарри, обращаясь к портрету Корнелиуса Фуджа на первой странице, скрывавшим лицо Гермионы.
–
Мне очень жаль, что она вычла с тебя баллы, но я думаю, что она права в том, что посоветовала тебе не выходить из себя, когда ты общаешься с Кхембридж, – размеренно произнёс голос Гермионы из-за Фуджа, который, активно жестикулируя, выступал с речью.

Гарри не разговаривал с Гермионой весь урок заклинаний, но после, когда они вошли в кабинет превращений, сразу забыл о своей обиде: в углу с блокнотом в руках сидела Кхембридж, и при виде неё всё, что случилось за завтраком, мгновенно улетучилось у Гарри из головы.
–
Отлично, – шепнул Рон, когда они садились на свои места. – Сейчас Кхембридж получит по заслугам.