Он бывал в этом кабинете при трёх разных хозяевах. При Сверкароле Чаруальде стены комнаты были сплошь увешаны его собственными лучезарно улыбающимися портретами. При Люпине здесь стояли клетки и аквариумы с удивительными существами, представителями чёрных сил. А в дни самозванного Хмури кабинет был забит всевозможными детекторами и прочими устройствами, фиксирующими наличие в окружающем пространстве обмана и дурных помыслов.
Сейчас комната изменилась до неузнаваемости. Всё вокруг было устлано отороченными кружевом скатертями, салфетками, покрывалами. На отдельных салфеточках стояли несколько ваз с сухими цветами. На стене висела коллекция расписных тарелочек с ярко раскрашенными котятами, каждого из которых украшал бант своего цвета. Котята были настолько мерзкие, что Гарри оторопело смотрел на них до тех пор, пока профессор Кхембридж не сказала:
–
Добрый вечер, мистер Поттер.
Гарри вздрогнул и повернулся к ней. Вначале он её не заметил – из-за яркой робы с цветочным рисунком, почти сливавшейся со скатертью на столе, перед которым она стояла.
–
Добрый вечер, профессор, – напряжённо поздоровался Гарри.
–
Садитесь, – профессор Кхембридж показала на маленький, накрытый кружевом столик, возле которого она поставила стул с прямой спинкой. На столе лежал чистый лист пергамента, очевидно, предназначенный для Гарри.
–
Э-м, – не тронувшись с места, издал невнятный звук Гарри. – Профессор Кхембридж… Э-э… до того, как начать, я… хотел попросить вас об… одолжении.
Она сощурила выпуклые глаза.
–
Вот как?
–
Да… В общем… Я – член гриффиндорской квидишной команды. А в пятницу у нас испытания нового Охранника, и я должен был на них присутствовать. Вот я и хотел узнать… нельзя ли мне пропустить пятницу и… вместо этого… прийти в другой день…
Задолго до того, как Гарри закончил свою речь, он понял, что у него ничего не выйдет.
–
Ах нет, – профессор Кхембридж растянула рот в улыбке с таким довольным видом, словно ей посчастливилось проглотить особенно вкусную муху. – Ах нет, нет, нет. Вы, мистер Поттер, наказаны за злостное распространение отвратительных слухов, с помощью которых вы пытались привлечь к себе внимание, а виновный, разумеется, не может отбывать наказание тогда, когда ему удобно. Нет, вы придёте сюда в пять часов и завтра, и послезавтра, и в пятницу тоже, и будете отбывать наказание, как запланировано. Очень хорошо, что при этом вы пропустите нечто, очень для вас важное. Так вы лучше усвоите урок, который я хочу вам преподать.
Кровь бросилась Гарри в голову, в ушах запульсировало. Стало быть, вот как? Он злостно распространяет отвратительные слухи, чтобы с их помощью привлечь к себе внимание?
Профессор Кхембридж, чуть склонив голову набок, спокойно наблюдала за ним. Казалось, она знает, о чём он думает, и ждёт, что он раскричится снова. Усилием воли Гарри отвёл от неё взгляд, бросил рюкзак на пол рядом со стулом с прямой спинкой и сел.
–
Вот и славно, – сахарным голоском пропела профессор Кхембридж, – мы уже научились сдерживать свой темперамент, не так ли? А сейчас, мистер Поттер, я попрошу вас кое-что для меня написать. Нет, не вашим пером, – добавила она, увидев, что Гарри потянулся к рюкзаку. – Я дам вам своё, особое. Прошу.
Она дала ему длинное, тонкое перо с необычайно острым кончиком.
–
Я хочу, чтобы вы написали следующую фразу: «я никогда не должен лгать», – ласково произнесла Кхембридж.
–
Сколько раз? – спросил Гарри с почти правдоподобной любезностью.
–
О, столько, сколько потребуется, чтобы эта прописная истина дошла до вас, – промурлыкала она. – Начинайте.
Профессор Кхембридж отошла к своему столу, села и склонилась над стопкой, по всей видимости, сочинений, которые ей нужно было проверить. Гарри поднял перо и понял, чего ему недостаёт.
–
Вы мне не дали чернил, – сказал он.
–
О, чернила не понадобятся, – чуть насмешливо ответила профессор Кхембридж.
Острым кончиком чёрного пера Гарри прикоснулся к бумаге и начал писать: я никогда не должен лгать.
И ахнул от боли. Фраза, написанная, казалось, блестящими красными чернилами, проступила на пергаменте. Та же фраза проступила на тыльной стороне ладони Гарри, будто вырезанная скальпелем – однако, пока он в изумлении смотрел на свежий порез, кожа затянулась, оставшись совершенно гладкой, хотя и чуть покрасневшей.
Гарри обернулся к Кхембридж. Та в упор смотрела на него, распялив в улыбке жабий рот.
–
Да?
–
Ничего, – тихо сказал Гарри.
Он перевёл взгляд на пергамент, снова поднёс перо к бумаге, снова вывел: «я никогда не должен лгать» и снова ощутил сильнейшую боль, когда невидимый скальпель снова вырезал на его руке эти слова, которые, как и в прошлый раз, через несколько секунд исчезли.
Так оно и продолжалось: Гарри опять и опять писал «я никогда не должен лгать» – не чернилами, как он очень скоро догадался, а своей собственной кровью, – а невидимый скальпель неустанно вырезал эту сентенцию на его руке, потом кожа затягивалась, но, стоило опустить перо на пергамент, как слова появлялись вновь.