–
Ты выжил, хотя был всего лишь младенцем, – тихо проговорила она.
–
Выжил, – устало сказал Гарри и направился к двери. – Не знаю, почему, и никто не знает, и гордиться тут нечем.
–
Прошу тебя, не уходи! – восклинула Чу. В её голосе снова зазвучали слёзы. – Мне так стыдно, что я расклеилась… Я не собиралась…
Она опять всхлипнула. Даже сейчас, с красными, опухшими глазами, она была прелестна. Гарри почувствовал себя глубоко несчастным. А ведь как было бы хорошо, если бы она просто пожелала ему счастливого Рождества.
–
Я понимаю, как это для тебя ужасно, – продолжала Чу, вновь промокая глаза рукавом, – когда я говорю о Седрике… Ведь ты видел, как он умирал… Тебе, наверно, хочется забыть об этом как можно скорее?
Гарри ничего не ответил. Она была права, но признать это было бы настоящим бессердечием.
–
З-знаешь, а ты очень х-хороший учитель, – сквозь слёзы улыбнулась Чу. – Раньше мне сногсшибальное заклятие никогда не удавалось.
–
Спасибо, – чувствуя себя неловко, ответил Гарри.
Довольно долго они молча смотрели друг на друга. Гарри испытывал горячее желание стремглав выбежать из комнаты и в то же время был абсолютно не способен пошевелиться.
–
Омела, – тихо сказала Чу, показывая на потолок над его головой.
–
Да, – кивнул Гарри. Во рту у него пересохло. – Там, наверно, полно въедлов.
–
Каких ещё въедлов?
–
Понятия не имею, – ответил Гарри. Она подошла ближе. Гарри чувствовал себя так, словно его ударили сногсшибальным заклятием по голове. – Спроси у Психуны. В смысле, у Луны.
Чу издала странный звук – нечто среднее между всхлипыванием и смешком. И подошла ещё ближе – Гарри мог бы сосчитать веснушки у неё на носу.
–
Гарри… Ты мне очень нравишься.
Он потерял способность мыслить. Странная, звенящая пустота быстро распространялась по телу, парализуя руки, ноги, мозг.
Она была совсем близко. Он видел каждую слезинку, повисшую на её ресницах…
*
Через полчаса он пришёл в общую гостиную. Рон и Гермиона сидели на лучших креслах у камина; кроме них, в комнате почти никого не осталось. Гермиона писала очень длинное письмо; она уже до половины заполнила пергаментный свиток, свисавший со стола. Рон лежал на коврике у камина и возился с работой по превращениям.
–
Что ты так долго? – спросил он, как только Гарри сел в кресло рядом с Гермионой.
Гарри не ответил. Он пребывал в состоянии шока. При этом одна его половина хотела немедленно поведать друзьям обо всём, что случилось, зато другая была полна решимости унести секрет в могилу.
–
Гарри, с тобой всё в порядке? – Гермиона внимательно посмотрела на него поверх пера.
Гарри неуверенно пожал плечами. Он вообще не понимал, что с ним.
–
Да что такое-то? – Рон приподнялся на локте, чтобы получше разглядеть Гарри. – Что случилось?
Гарри не знал, что сказать, не знал, хочет ли он об этом говорить. Но, стоило ему окончательно решиться молчать, Гермиона взяла дело в свои руки.
–
Это Чу? – принялась выяснять она. – Поймала тебя после собрания?
Гарри оторопело кивнул. Рон захихикал, но, поймав взгляд Гермионы, смолк.
–
И что же она… э-э… хотела? – притворно невинным тоном поинтересовался он.
–
Она… – начал Гарри; голос прозвучал хрипло, он откашлялся и начал снова: – Она… э-э…
–
Вы целовались? – деловито спросила Гермиона.
Рон сел так быстро, что опрокинул чернильницу, и та пролетела по всему коврику. Полностью проигнорировав это обстоятельство, Рон жадным взглядом впился в лицо Гарри.
–
Да? – потребовал ответа он.
Гарри поглядел на светящееся весёлым любопытством лицо Рона, на чуть сдвинутые брови Гермионы и кивнул.
–
ХА!
Рон победно вскинул кулак и оглушительно захохотал. Второклассники, тихонько стоявшие у окна, вздрогнули от испуга. Вид Рона, катающегося по коврику, невольно заставил улыбнуться и Гарри. Гермиона с глубоким отвращением посмотрела на Рона и вернулась к своему письму.
–
Ну? – отсмеявшись и подняв глаза к Гарри, спросил Рон. – И как это было?
Гарри подумал с минуту.
–
Мокро, – честно признался он.
Рон хрюкнул, но что он хотел этим выразить – ликование или омерзение – сказать было трудно.
–
Потому что она плакала, – мрачно добавил Гарри.
–
Ой, – улыбка Рона слегка увяла, – ты что, так плохо целуешься?
–
Откуда я знаю, – ответил Гарри. Такое объяснение ещё не приходило ему в голову, и он сразу забеспокоился. – Может, и плохо.
–
Какая ерунда, – рассеянно, не переставая строчить, проговорила Гермиона.
–
А ты откуда знаешь? – вскинулся Рон.
–
Чу последнее время плачет почти постоянно, – с непонятным выражением сказала Гермиона. – За едой, в туалетах, везде.
–
Тогда, по идее, от поцелуев она должна была бы повеселеть, – хихикнул Рон.
–
Рон, – с большим достоинством произнесла Гермиона, макая перо в чернильницу, – ты самый бесчувственный болван, каких мне выпадало несчастье встречать.