–
Не знаю, – промямлил Рон. – Столько всякого было…
–
Вот, – сказала Гермиона, вручая ему расписание, – если не выбьешься из графика, то всё успеешь.

Рон мрачно воззрился на разноцветную таблицу, но потом просиял:
–
Свободный вечер каждую неделю!
–
Это для тренировок, – объяснила Гермиона.

Улыбка Рона увяла.
–
А смысл? – скучно буркнул он. – У нас не больше шансов выиграть кубок, чем у папы – стать министром магии.

Гермиона не ответила; она смотрела на Гарри, сверлившего взглядом стену с отсутствующим видом. Косолапсус трогал лапой руку Гарри, требуя, чтобы тот почесал ему за ухом.
–
Гарри, в чём дело?
–
Что? – встрепенулся он. – Так, ни в чём.

Он поспешно схватил «Теорию защитной магии» и притворился, будто ищет что-то по оглавлению. Косолапсус, образно говоря, махнул на него лапой и залез под кресло Гермионы.
–
Я тут видела Чу, – осторожно начала Гермиона. – Она тоже вся несчастная… вы что, опять поссорились?
–
Что?… А… Да, – Гарри охотно ухватился за это объяснение.
–
А почему?
–
Из-за её подруги-стукачки, Мариэтты, – ответил Гарри.
–
И правильно! – гневно воскликнул Рон, положив расписание на стол. – Если бы не она…

Рон пустился проклинать Мариэтту Даблин, что очень устроило Гарри: ему оставалось лишь смотреть волком, кивать, изрекать: «вот именно», когда Рон замолкал, чтобы перевести дух, а самому тем временем думать, думать, думать об увиденном в дубльдуме – с каждой минутой испытывая всё большую тоску.

Воспоминания грызли его изнутри. Он никогда не сомневался в порядочности своих родителей и всегда категорически отметал «клевету» Злея, который, по его мнению, просто хотел опорочить память Джеймса. И разве Огрид с Сириусом не твердили постоянно, что отец Гарри был прекрасным человеком? (Да уж, а сам-то Сириус, возразил противный голос в голове Гарри, не лучше, если не хуже…) Конечно, однажды Гарри слышал, как профессор Макгонаголл назвала отца и Сириуса хулиганами, но, насколько он понял, имелся в виду некий прообраз близнецов Уэсли… а Гарри не мог себе представить, чтобы Фред и Джордж ради забавы подвесили кого-то вверх ногами… разве что Малфоя, кого-то, кто действительно заслуживает подобного обращения…

Гарри уговаривал себя, что Злей, возможно, как-то обидел Джеймса, но… разве Лили не спросила: «Что он вам сделал?» И разве Джеймс не сказал: «Нас не устраивает, скорее, самый факт его существования»? Джеймс затеял всё только потому, что Сириус пожаловался на скуку. Гарри вспомнились слова Люпина, сказанные на площади Мракэнтлен: Думбльдор, мол, назначил его старостой, чтобы он мог оказывать больше влияния на Джеймса и Сириуса… Но в дубльдуме Люпин взирал на происходящее молча…

Гарри то и дело напоминал себе, что Лили пыталась заступиться за Злея – по крайней мере, мама была приличным человеком. Но, вспоминая её лицо, Гарри переставал что-либо понимать; она явно презирала Джеймса, и Гарри не мог понять, почему они поженились. Неужели Джеймс её заставил?…

Почти пять лет мысль об отце служила источником утешения, гордости, вдохновения. Когда говорили, что он – вылитый Джеймс, Гарри млел от удовольствия. А сейчас… сейчас при мысли об отце Гарри испытывал горечь.

Дни становились ветренее, но теплее и ярче, а Гарри, вместе с другими пяти- и семиклассниками, приходилось сидеть в четырёх стенах и повторять пройденное, снуя челноком из общей гостиной в библиотеку и обратно. Гарри притворялся, что переживает из-за надвигающихся экзаменов – и его одноклассники, до тошноты уставшие от занятий, охотно в это верили.
–
Гарри, я к тебе обращаюсь! Ау! Ты меня слышишь?
–
А?

Он обернулся. К библиотечному столу, за которым он сидел в одиночестве, подошла Джинни Уэсли, вся растрёпанная после пребывания на ветру. Воскресный вечер подходил к концу; Гермиона уже ушла в гриффиндорскую башню заниматься древними рунами; Рон был на тренировке.
–
Ой, привет, – поздоровался Гарри, придвигая к себе книги. – А почему ты не на тренировке?
–
Она кончилась, – сказала Джинни, – Рон повёл Джека Слопера в больницу.
–
А что случилось?
–
Точно непонятно, но, кажется, он ударил сам себя клюшкой и потерял сознание. – Джинни тяжело вздохнула. – Ладно, неважно… Вот, видишь, посылка. Только что пришла… Спасибо Кхембридж – это всё её новая процедура досмотра!

Джинни не без труда поставила на стол коробку, весьма небрежно упакованную; посылку явно вскрывали. Сверху, красными чернилами, было написано: «Проверено главным инспектором «Хогварца».
–
Это пасхальные яйца от мамы, – объяснила Джинни. – Вот твоё… на.

Она протянула ему красивое шоколадное яйцо, украшенное маленькими сахарными Пронырами и, судя по упаковке, с шипучими шмельками внутри. Гарри посмотрел на подарок – и вдруг, с растерянностью и ужасом, почувствовал, что к горлу подступает комок.
–
Гарри, ты чего? – тихо спросила Джинни.