Воцарилась тишина. Гарри не мог не замечать хлюпающих звуков, доносившихся с соседнего столика, и лихорадочно придумывал, о чём бы ещё поговорить.
–
Слушай… а ты не хочешь к обеду подойти в «Три метлы»? Я там встречаюсь с Гермионой Грэнжер.

Чу подняла брови.
–
С Гермионой Грэнжер? Сегодня?
–
Да. Понимаешь, она попросила… Вот я и думаю, надо бы. Пойдёшь со мной? Она сказала, если ты тоже придёшь, не страшно.
–
О!.. Как мило с её стороны.

Но по тону Чу было ясно – она вовсе не считает это милым; напротив, от её слов сквозило холодком, а лицо посуровело.

Некоторое время прошло в гробовом молчании. Кофе исчезал с неимоверной быстротой – скоро Гарри понадобится вторая чашка. Роджер Дэвис с девицей, казалось, навсегда приклеились друг к другу губами.

Рука Чу лежала на столе у чашки, и Гарри всё яснее чувствовал, что ему просто необходимо до неё дотронуться. Возьми и всё, твердил он себе. В груди фонтаном били эмоции – и жуть, и восторг, и трепет. Протяни руку и хватай! Поразительно: заставить себя дотянуться до неподвижно лежащей ладони – всего каких-то двенадцать дюймов! – труднее, чем схватить несущегося на бешеной скорости Проныру…

Но, стоило Гарри двинуть рукой, Чу убрала ладонь со стола. И, без особого интереса, стала наблюдать за Дэвисом и его подругой.
–
А знаешь, он звал меня на свидание, – еле слышно сказала Чу. – Пару недель назад. Роджер. Я отказалась.

Гарри – чтобы как-то объяснить резкое движение рукой, ему пришлось схватить сахарницу – удивился: для чего она это рассказывает? Если ей жаль, что не она взасос целуется с Дэвисом, зачем было идти на свидание с ним?

Он промолчал. Херувимчик швырнул в них ещё одну горсть конфетти. Несколько кружочков упали на дно чашки, в остывший кофе, который Гарри собирался допить.
–
В прошлом году мы были здесь с Седриком, – прошептала Чу.

Когда смысл её слов дошёл до Гарри, его сердце сковало льдом. Да как она может говорить о Седрике здесь, где целуются парочки и летают херувимчики?

Чу заговорила снова, более высоким, чем обычно, голосом:
–
Я давно хотела у тебя спросить… Седрик… говорил что-нибудь… обо мне… перед смертью?

О чём – о чём, а об этом Гарри разговаривать не хотелось – тем более с Чу.
–
В общем… нет, – скованно ответил он. – Понимаешь… он и не успел бы. Э-м… так ты… так ты… на каникулах часто ходила на квидишные матчи? Ты ведь болеешь за «Торнадос», да?

Его голос прозвучал неестественно бодро и весело. Но тут, к своему ужасу, он увидел, что глаза Чу полны слёз, совсем как тогда, под омелой.
–
Слушай, – в отчаянии сказал он, наклоняясь очень близко к Чу, чтобы никто не услышал его слова, – давай сейчас не будем говорить о Седрике… давай лучше о чём-нибудь другом…

Кажется, именно этого говорить не стоило.
–
Я думала, – пролепетала Чу, и на стол брызнули слёзы, – думала, что ты… должен меня по… понять! Мне нужно об этом говорить! И тебе, конечно, то… тоже! Ты же это ви… видел!

Господи, да что же это такое! Роджер Дэвис даже отклеился от девицы, чтобы посмотреть на рыдающую Чу.
–
Я… уже говорил, – прошептал Гарри, – с Роном и Гермионой, но…
–
Ах, с Гермионой! – вскричала Чу. Её лицо блестело от слёз. Ещё несколько пар перестали целоваться и повернули к ним головы. – А со мной, значит, нельзя! Может, мы лучше… мы лучше…. мы… расплатимся, и ты пойдёшь к Гермионе Грэ… Грэнжер! Тебе же только этого и хочется!

Гарри в полнейшем потрясении смотрел на Чу. Она схватила со стола кружевную салфетку и стала вытирать мокрое лицо.
–
Чу? – пролепетал Гарри, страстно желая, чтобы Роджер Дэвис вспомнил про свою девицу и перестал таращиться на них с Чу.
–
Давай, давай, иди! – Чу разрыдалась в салфетку. – Не знаю, зачем ты вообще меня приглашал? Чтобы после меня встречаться с другими?… Сколько у тебя свиданий на сегодня, после Гермионы?
–
Да всё совсем не так! – воскликнул Гарри. Догадавшись, почему она сердится, он почувствовал такое облегчение, что даже рассмеялся – а это, как стало понятно секунду спустя, тоже было ошибкой.

Чу выскочила из-за стола. Всё кафе, замерев, жадно наблюдало за бурной сценой.
–
До свидания, Гарри, – голосом трагической актрисы вскричала Чу, икнула, бросилась к двери, распахнула её и выбежала под дождь.
–
Чу! – крикнул Гарри, но дверь с немелодичным звоном уже закрылась за ней.

Воцарилась полнейшая тишина. Все взгляды были устремлены на Гарри. Он бросил на столик галлеон, стряхнул с головы розовое конфетти и вслед за Чу выбежал на улицу.

Там хлестал ливень. Чу нигде не было. Гарри не мог взять в толк, почему всё так обернулось – ведь полтора часа назад они отлично ладили.
–
Женщины! – в сердцах бросил он и, сунув руки в карманы, зашлёпал по мокрой дороге. – И чего, спрашивается, ей понадобилось говорить о Седрике? Зачем она постоянно вспоминает такое, от чего превращается в живой поливальный шланг?

Он повернул направо и побежал, взметая фонтаны брызг, а через пару минут уже вошёл в «Три метлы».