Он вскочил, готовый броситься на Думбльдора – как можно до такой степени не понимать Сириуса! Он был очень храбрый и так страдал…
–
А Злей? – в ярости выпалил Гарри. – О нём забыли? Когда я сказал, что Сириус у Вольдеморта, он только усмехнулся мне в лицо… как всегда, впрочем…
–
Гарри, ты прекрасно знаешь, что при Долорес Кхембридж профессор Злей не мог вести себя иначе, – веско сказал Думбльдор, – однако, как я уже говорил, он сразу передал твоё сообщение членам Ордена. Кроме того, когда ты не вернулся из леса, именно он догадался, куда ты мог отправиться. И именно он дал профессору Кхембридж фальшивый признавалиум, когда она хотела заставить тебя выдать местонахождение Сириуса.

Гарри не слушал. Ему доставляло зверское наслаждение обвинять Злея – казалось, так он снимает с себя часть вины, поэтому Думбльдор обязан был с ним соглашаться.
–
Злей… Злей… издевался над Сириусом за то, что он сидит дома… выставил его трусом…
–
Сириус был достаточно взрослым и умным, чтобы не обращать внимания на глупые выходки, – заметил Думбльдор.
–
Злей отказался давать мне уроки окклуменции! – зарычал Гарри. – Он выкинул меня из своего кабинета!
–
Знаю, – тяжко вздохнул Думбльдор. – С моей стороны было большой ошибкой, что я не стал учить тебя сам… хотя в тот момент был уверен: нет ничего опаснее, чем открывать твоё сознание Вольдеморту в моём присутствии…
–
Злей всё только ухудшил, после уроков шрам болел намного сильнее… – Гарри вспомнил, что думал по этому поводу Рон, и продолжал: – может, он как раз и хотел, чтобы Вольдеморту было легче проникнуть в моё…
–
Я доверяю Злодеусу Злею, – отрезал Думбльдор. – Но я забыл – и это ещё одна ошибка старого человека – что некоторые раны слишком глубоки и не могут затянуться. Я полагал, что профессор Злей забыл свои обиды на твоего отца…. Я ошибся.
–
Но это нормально, да? – заорал Гарри, не обращая внимания на возмущённые лица и неодобрительное бормотание портретов. – Злею можно ненавидеть моего отца, зато Сириусу нельзя ненавидеть Шкверчка?
–
Сириус не ненавидел Шкверчка, – ровным голосом отозвался Думбльдор. – Он не удостаивал его внимания. Равнодушие, пренебрежение могут оскорбить больше, чем откровенная неприязнь… Фонтан, разрушенный сегодня ночью, был построен на лжи. Мы, колдуны, слишком долго обижали тех, кто живёт рядом с нами, плохо обращались с ними, и теперь должны пожинать плоды.
–
ЗНАЧИТ, СИРИУС ПОЛУЧИЛ ПО ЗАСЛУГАМ, ДА? – истошно завопил Гарри.
–
Этого я не говорил и не скажу никогда, – негромко ответил Думбльдор. – Сириус не был жесток, он хорошо относился к домовым эльфам вообще. Но он не любил Шкверчка, как живое напоминание об отчем доме, который ненавидел.
–
Да, ненавидел! – надтреснуто воскликнул Гарри, развернулся и зашагал по комнате. Солнце ярко заливало всё вокруг. Портреты внимательно следили за Гарри, который расхаживал по кабинету, ничего не видя перед собой. – Вы заперли его в ненавистном доме, вот почему он вчера с такой радостью ушёл оттуда…
–
Я хотел сохранить ему жизнь, – сказал Думбльдор.
–
Людям не нравится, когда их запирают! – яростно повернулся к нему Гарри. – Прошлым летом вы так же поступили и со мной …

Думбльдор закрыл глаза и спрятал лицо в ладонях. Но этот нехарактерный для него жест, в котором так ясно выразилась предельная усталость, или печаль, или что-то подобное, не смягчил Гарри. Наоборот, теперь, когда Думбльдор выказал свою слабость, возмущение Гарри только усилилось. Нечего быть таким жалким, когда Гарри хочется злиться и кричать.

Думбльдор убрал руки от лица и посмотрел на Гарри сквозь свои необычные очки.
–
Пришло время, Гарри, – произнёс он, – рассказать тебе то, что я должен был рассказать ещё пять лет назад. Пожалуйста, сядь. Я расскажу всё. И прошу только об одном – проявить терпение. Ты ещё сможешь выразить свой гнев – сделать всё что захочешь – когда я закончу. Я не стану тебя останавливать.

Гарри некоторое время сверлил его ненавидящим взглядом, затем с размаху бросился в кресло перед письменным столом.

Думбльдор помедлил, глядя в окно, на залитый солнцем двор, потом повернулся к Гарри и сказал:
–
Пять лет назад, Гарри, ты приехал в «Хогварц», целый и невредимый, что полностью соответствовало моим планам. Хорошо, пусть не совсем невредимый. Ты страдал. Оставляя тебя на пороге дома твоих дяди и тёти, я заранее знал, что так будет. Знал, что тебя ждут десять мрачных, трудных лет.

Он сделал паузу. Гарри молчал.
–
Ты с полным правом можешь спросить, почему я так поступил. Почему не отдал тебя в колдовскую семью? Многие были бы счастливы тебя принять, почли бы за честь воспитывать как родного сына.
–
Отвечу: я сделал это для сохранения твоей жизни. Тебе грозила страшная опасность, но никто, кроме меня, не понимал этого в полной мере. Хотя после исчезновения Вольдеморта прошло всего несколько часов, и его приспешники – из которых многие столь же страшны, как и господин – были ещё в силе, полны злобы и отчаянного желания мстить.