- Именно! Как раз то, что и я собирался...

Люпин одним лишь взглядом заставил его замолчать. Блэк,
повернувшись к Гермионе, слегка нахмурился, но не от раздражения. Он
обдумывал ответ.

- Я не знаю, как мне это удалось, - задумчиво протянул он. - Прежде
всего, мне кажется, я не сошёл с ума только потому, что был уверен в
своей невиновности. Это была совсем не счастливая мысль, и дементоры не
могли выпить её из меня... и это удерживало меня на плаву, я не забывал,
кто я такой... помогало сохранить колдовскую силу... Поэтому когда всё
вокруг стало слишком... непереносимо... я, прямо в камере, сумел
превратиться в собаку. У дементоров, знаете, нет зрения... - Блэк
сглотнул. - Они чуят людей, потому что питаются их эмоциями... Они
понимали, что мои чувства стали... менее человеческими, менее
сложными... оттого, что я был собакой... но они, разумеется, решили, что
я схожу с ума, как и все остальные, и их это не беспокоило. Но я был
слаб, очень слаб, и не мог рассчитывать отогнать их, не имея волшебной
палочки...

- А потом я увидел Питера на фотографии... понял, что он в
“Хогварце”, там же, где и Гарри... идеальная позиция, чтобы начать
действовать, как только до его ушей дойдут слухи, что силы зла вновь
набирают влияние...

Петтигрю тряс головой и беззвучно шевелил губами, но не сводил глаз
с Блэка, как загипнотизированный.

- ... он был готов к нападению в любой момент, как только
удостоверится, что у него есть союзники... был готов выдать последнего
из Поттеров. Если бы он выдал Гарри, то кто бы посмел утверждать, что он
предал Вольдеморта? Нет, его бы приняли с распростёртыми объятиями...

- Теперь вы видите, я обязан был что-то предпринять. Я -
единственный, кому было известно, что Питер жив...

Гарри вспомнил слова мистера Уэсли: “Стражники утверждают, что он
разговаривает во сне. И всегда одно и то же: “Он в “Хогварце”... ”

- В моём мозгу словно зажёгся свет, и дементоры не могли его
погасить... это опять-таки не была счастливая мысль... Это была
навязчивая идея... но она давала мне силы, проясняла сознание. Однажды
вечером, когда мне принесли еду, я выскользнул в дверь... в виде
собаки... Им гораздо труднее ощущать эмоции животных... они растерялись.
Я был тощий, ужасно тощий... такой тощий, что смог пролезть между
прутьями решётки... Потом - в виде собаки - доплыл до большой земли...
отправился на север... оставаясь собакой, проник на территорию
“Хогварца”. С тех пор я живу в лесу. Я вышел оттуда только один раз,
посмотреть матч. Ты летаешь так же хорошо, как и твой отец, Гарри...

Он посмотрел на Гарри, и тот не отвёл взгляда.

- Верь мне, - надтреснутым голосом попросил Блэк. - Верь мне,
Гарри. Я не предавал Лили и Джеймса. Я бы умер, но не предал их.

И тут наконец Гарри поверил ему. У него перехватило дыхание, он не
мог говорить, но кивнул.

- Нет!

Петтигрю упал на колени - как будто кивок Гарри означал для него
смертный приговор. Не вставая, он пополз вперёд, пресмыкаясь, протянув
перед собой сложенные, будто в молитве, ладони.

- Сириус... это же я... Питер... твой друг... ты не можешь...

Блэк пнул ногой, и Петтигрю отскочил.

- Не трогай мою робу, она и без того грязная, - бросил Блэк.

- Рем! - пищаще воззвал Петтигрю, повернувшись к Люпину, извиваясь
перед ним в мольбе. - Ты же не веришь в это... Разве Сириус не сказал бы
тебе, что они изменили план?

- Не сказал бы, если бы подозревал, что я могу оказаться шпионом,
Питер, - ответил Люпин. - Полагаю, ты именно по этой причине не говорил
мне, Сириус? - как бы между прочим спросил он поверх головы Петтигрю.

- Прости, Рем, - повинился Блэк.

- Не извиняйся, Мягколап, дружище, - Люпин начал закатывать рукава.
- И сам прости меня за то, что я считал шпионом тебя.

- О чём речь, - Тень, даже не тень, а привидение улыбки скользнуло
по измождённому лицу Блэка. Он тоже стал закатывать рукава. - Убьём его
вместе?

- Думаю, да, - сурово отозвался Люпин.

- Вы не сможете... не можете... - задохнулся от ужаса Петтигрю. И
метнулся к Рону.

- Рон... разве я не был хорошим другом... хорошим питомцем? Ты ведь
не дашь им убить меня? Ты ведь на моей стороне?

Но Рон взирал на Петтигрю с непередаваемым отвращением.

- И я ещё разрешал тебе спать в моей кровати! - воскликнул он.

- Добрый мальчик... добрый хозяин...