- И?

- И он попал... попал... о, Гарри!... Он попал в Дракучую иву.

У Гарри внутри всё оборвалось. Дракучая ива, очень свирепое дерево,
росла посреди двора.

- И? - он боялся услышать ответ.

- Ты же знаешь Дракучую иву, - сказал Рон. - Она не любит, когда по
ней попадают.

- Профессор Флитвик принёс то, что осталось, как раз перед тем, как
ты пришёл в себя, - очень тихо проговорила Гермиона.

Медленно, она потянулась за мешочком, стоявшим у её ног, и
вывернула его наизнанку. На кровать высыпалось примерно с дюжину мелких
щепок и хворостинок - всё, что осталось от верной, теперь уже навеки
побеждённой, Гарриной метлы.



ГЛАВА 10

КАРТА МАРОДЕРА



Мадам Помфри настояла на том, чтобы Гарри остался в больнице до
конца выходных. Он не спорил и не жаловался, но не разрешил ей выбросить
останки “Нимбуса 2000”. Он понимал, что ведёт себя глупо, знал, что
метлу починить не удастся, но ничего не мог с собой поделать; он
чувствовал себя так, словно потерял одного из самых близких друзей.

К нему потоком шли посетители. Все старались как-то его
развеселить. Огрид прислал букет цветов, похожих то ли на уховёрток, то
ли на жёлтые кочанчики капусты; Джинни Уэсли, отчаянно краснея, вручила
самостоятельно изготовленную открытку с пожеланием выздоровления.
Открытка распевала что-то пронзительное до тех пор, пока Гарри не
засунул её под вазу с фруктами. В воскресенье утром снова явилась
гриффиндорская команда, на сей раз вместе с капитаном. Древ заверил
Гарри (пустым, безжизненным голосом), что не винит его “ни вот
столечко”. Рон с Гермионой покидали свой пост у Гарриной постели только
на ночь. Но ничто не могло улучшить настроения больного, никакие слова
или поступки друзей - ведь им была известна лишь половина его тревог.

Он никому, даже Рону с Гермионой, не рассказал о Сгубите, потому
что знал, что Рон впадёт в панику, а Гермиона начнёт его высмеивать. Так
или иначе, Сгубит являлся ему уже два раза, за обоими появлениями
следовали происшествия с почти смертельным исходом; первый раз его чуть
не переехал “ГрандУлёт”; а во второй он упал с метлы с высоты пятьдесят
футов. Будет ли Сгубит преследовать его до тех пор, пока он и в самом
деле не умрёт? Предстоит ли ему провести остаток жизни, оглядываясь
через плечо, нет ли за спиной этого чудовища?

А самое ужасное - дементоры. Всякий раз, думая о них, Гарри
чувствовал тошноту и глубокое унижение. Все признавали, что дементоры
внушают неконтролируемый страх, но никто, кроме Гарри, не падал в
обморок при их приближении. Ни у кого в голове не звучало эхо криков
погибающей матери.

На счёт того, кому принадлежал голос, у Гарри не было сомнений.
Крик этой женщины возвращался к нему снова и снова, когда он лежал по
ночам без сна, созерцая на потолке полосы лунного света. Когда дементоры
приблизились, перед ним пронеслись последние мгновения жизни его матери,
её попытки спасти сына от Лорда Вольдеморта, он слышал хохот Вольдеморта
перед тем, как тот убил её... Гарри ненадолго погружался в беспокойный
сон - скользкие, разлагающиеся руки, жалобные мольбы - и, вздрогнув,
просыпался, чтобы вновь и вновь вспоминать голос своей мамы.

Он испытал облегчение, когда в понедельник вернулся к шумной суете
школьной жизни, отвлекавшей от неприятных мыслей, пусть даже ему
приходилось сносить издевательства Драко Малфоя. Малфой был вне себя от
счастья по случаю поражения “Гриффиндора”. Он наконец-то снял с себя
повязки и праздновал возможность пользоваться обеими руками, весьма
оживлённо изображая, как Гарри падает с метлы. На первом же занятии по
снадобьям Малфой полурока расхаживал по подземелью, представляя
дементора; Рон в конце концов не выдержал и швырнул в Малфоя большим,
скользким крокодильим сердцем. Оно попало прямо в лицо обидчику, но в
результате Злей вычел у “Гриффиндора” пятьдесят баллов.

- Если на защите от сил зла снова будет Злей, я прогуляю, - заявил
Рон после обеда на подходе к кабинету Люпина. - Посмотри, кто там,
Гермиона.

Гермиона заглянула в кабинет.

- Всё в порядке!

Профессор Люпин вернулся к работе. По нему было видно, что он
действительно тяжело болел. Поношенная роба болталась как на вешалке,
под глазами пролегли глубокие тени; тем не менее, он ласково улыбнулся
ребятам, когда те расселись по местам.