Вместе с брезжущей струйкой света через эту щель
просыпался снег. Мускусный запах притупил все остальные чувства, обострив
лишь обоняние - изо всех углов неслись чохи, вызванные то ли вонью, то ли
сквозняком; во всяком случае, чихали чаще, чем разговаривали.

Шэннон посмотрел на часы.

- Черт! Их нет уже больше двадцати минут. Честен и Гордон, одевайтесь.
Я выйду.

- Слабак! - сказал Фенстермахер, тасуя карты. - Матросы не умеют играть
в покер.

Ли хихикнула, остальные промолчали.

Шэннон проигнорировал насмешки, быстро одеваясь в углу. Честен и Гордон
взяли из стойки оружие.

- Проблемы, сержант? - прохрипел из самого теплого уголка Квинн. Под
его впавшими глазами залегли темные крути - командор сильно похудел.

- Татум запаздывает. Пойду посмотрю, что там.

- Правильно... кхе... кхе... хорошая мысль, сержант, - вяло пробормотал
Квинн.

Услышав имя Татума, Голдберг вздрогнула. Она сидела у стены, прижав
руку к животу.

Слегка пригнувшись, Шэннон прошел мимо, не задевая сидящих и лежащих
товарищей, поменяв, таким образом, теплое место у огня на холодное у двери.
Подвешенный к балке потолка освежеванный сурок то замерзал, то оттаивал,
тогда с него капала кровь.

В ожидании неизбежного, жильцы застонали, замычали и поглубже забились
в спальные мешки. Шэннон натянул на голову капюшон, застегнулся до
подбородка и надел перчатки. Честен и Гордон помогли ему отворить тяжелую
дверь ровно настолько, чтобы самим протиснуться наружу. В помещение ворвался
ветер, в одно мгновение насыпав целый холмик снега прямо у порога. Мужчины
потянули за собой дверь, которая со скрипом затворилась, оборвав жалобные
причитания оставшихся в уюте и комфорте. Шэннон отыскал на стене кольцо с
привязанной к нему веревкой, вытащил ее из-под снега и подергал.

Взяв канат, сержант пошел вдоль него, сопровождаемый Честеном и
Гордоном. Если только Татум болтается в каком-то укрытии, то он, конечно,
получит хорошую трепку за то, что вытащил их в эту пургу. Шэннон обогнул
угол хижины, когда увидел с подветренной стороны скорчившуюся фигуру. Снег
уже покрывал лицо и одежду капрала. Схватив Татума за шиворот, сержант
встряхнул его. Глаза раненого открылись и медленно закрылись.

- Внутрь его! Быстро! - закричал Шэннон, подхватывая Татума под правую
руку и оттаскивая к хижине. Только тут он заметил веревку, все еще
замотанную вокруг пояса капрала, и почувствовал тяжесть невидимого груза на
другом ее конце. На фоне воя ветра послышался другой, более страшный.

Выстрелы! Винтовки били автоматически, выплевывая град пуль прямо над
его головой. Оглушенный Шэннон упал лицом в снег. Он уже лежал, когда что-то
тяжелое ударило его в спину - животное, крупное животное! Какое-то мгновение
оно стояло, потом резко повернулось, его когти царапнули материал куртки,
и... зверь ушел. Шэннон поднялся на ноги. Честен и Гордон все еще стреляли.
Сержант отряхнулся от снега, потряс головой - уши заложило от грома
выстрелов - и увидел три еще свежих трупа, совсем рядом, их белый мех в
нескольких местах забрызган кровью. Одна из этих подрагивающих куч вдруг
поднялась, превратившись в саблезубое, с выдающимися челюстями чудовище.
Гордон выстрелил, голова зверя с желтыми дьявольскими глазами дернулась.
Дверь ближайшего домика распахнулась, из него выскочил Макартур. С винтовкой
наготове, глядя бешеными глазами, он прыгал через сугробы, без шапки, без
куртки, разутый, с заспанной, давно не бритой физиономией, хранящей следы
сбитой подушки.